История Мориса ГиллаЗдание аэропорта напоминало гигантский кусок сыра, покрытый черной живой плесенью: с частыми дырками-окнами и расползающейся от трапа гигантской волной копошащихся паразитов, слишком громко именуемых людьми. Я невольно поморщился.
***
- Мистер Морис Гилл, пройдите к девятой стойке, ваш багаж уже прибыл, - раздался женский голосок, настолько фальшивый в своей ласковой манере, что меня вновь передернуло. Давно ли я стал таким брезгливым? Никогда подобного не замечал. Возможно, дядя был прав, и город, действительно, насквозь прогнил. А может всему виной лишь долгий перелет.
Едва заполучив вот уже с десяток лет, верно служивший чемодан, я с огромным облегчением покинул зал ожидания и ступил на грязный тротуар. В осеннем воздухе витал запах измороси. Впрочем, это давало хотя бы ощущение прохлады и вселяло надежду, что все не так уж и плохо. Скоро хэллоуин, и город во всю готовился к празднованиям.
У парковки дежурил невысокий старичок в блестящей таксистской фуражке, то и дело отрицательно мотающий головой очередному потенциальному клиенту. А ведь мне тоже не помешает нанять такси: до пункта назначения еще не менее двадцати миль пути. Я решительно шагнул к соседней от старика “шашке”, но тот словно по команде выступил вперед, и сняв свою смешную фуражку, слегка согнулся в поклоне.
- Мистер Гилл, я полагаю? - вежливо поинтересовался он. - Сэр Уоллис просил доставить вас в его загородное имение. Вы не против?
- Не против, благодарю. Как поживает старина Альфред?
- С нетерпением ожидает вашего прибытия, сэр, - лукаво улыбнулся старик и громко захлопнул за мною дверцу машины.
***Сказать, что я был ошеломлен представшим передо мною великолепием, значило бы не сказать ничего. Альфред всегда умел красиво вкладывать деньги, этого у него не отнять. На высоте было все: и архитектура, и окружающий сад, даже сторожка у ворот, казалось, излучала долженствующее лишь Уоллисам очарование.
- Морис, дружище! - по ступеням торопливо спускался пухлый мужчина средних лет. На его голове уже отчетливо виднелись залысины, а лоб был изрезан морщинами подобно каменистой пустоши в знойный день. Несмотря на не пощадившее его время, Альфред был все так же жизнерадостен, как и десять, и двадцать лет назад. - Я так рад тебя видеть!
- Могу сказать то же самое, мой старинный друг!
Закончив с дружеским похлопыванием по спине и многочисленными вопросами, мы, наконец, вошли в дом. В прихожей меня едва не сбило ураганом. По крайней мере, мне так показалось. Разметав нас с Альфредом по сторонам, мимо пронеслось изумительное белокурое создание.
- С меня хватит! Я уезжаю! - громовой удар сомкнувшихся дверей ясно давал понять, что незнакомка не испытывает ни малейшего желания ни проявить гостеприимство, ни оставаться в доме вообще.
Я вопросительно уставился на Альфреда. Тот с тоской покосился в сторону двери и негромко пояснил:
- Моя дочь, Эмма. Едва мы переехали, словно с цепи сорвалась.
Едва он закончил, дверь вновь распахнулась и Эмма, излучая негодование и презрение, проследовала в обратном направлении, кинув пренебрежительное:
- Машина не заводится.
Альфред удовлетворенно хмыкнул. А меня впереди еще ожидало так много работы…
***Не думал, что поиски будут настолько утомительны. Многие часы я тщетно перебирал массивные фолианты, пролистывал страницу за страницей, и с каждой новой строкой все отчетливее осознавал безуспешность задуманного. Гора изученных книг внушительно возвышалась на краю стола, но куда больший трепет вызывали длинные, частые стеллажи, доверху заполненные знаниями, к которым я еще не притронулся.
Пробило полночь. Я нехотя поднялся, прихватив один из не просмотренных томов, потушил светильник и в полутьме отправился в свою спальню. Коридоры тонули в густом мраке. Старый паркет громко скрипел от каждого шага. Из единственного окна искристым потоком падала лунная струя. Взявшись за ручку двери, я замер. С другого конца коридора, из кромешной темноты донеслось глухое ворчание. Я поудобнее перехватил увесистую книгу и решительно обернулся к темноте. Ворчание резко отдалилось, словно неведомый враг одним прыжком отпрянул назад. Я шагнул ближе, замахнулся и со всей силы наугад бросил фолиант. Темнота коротко по-собачьи взвизгнула, удаляющийся скрип паркета громко отозвался эхом меж высоких сводов коридора. Не припоминаю, чтобы Уоллисы любили собак.
***Минула неделя, а я не продвинулся ни на шаг в своих поисках. Альфред изо всех сил подбадривал меня и неоднократно вызывался помочь, на что получал вежливый, но непреклонный отказ. С Эммой я виделся от силы пару раз. Бедняжка не прекращала попыток выбраться из «золотой клетки», но каждый раз какая-нибудь незначительная мелочь мешала ей это сделать: заканчивался бензин, заболевала любимая домработница, при попытке прорваться в город пешком ломался каблук. Это было даже забавно. Мне же ничего больше не оставалось, как том за томом продолжать исследовать старые тексты.
В очередной раз, потерпев фиаско, я неспешно брел по пустому коридору. Неожиданно из-за поворота появилась Эмма. Увидев меня, она заметно занервничала, но быстро взяла себя в руки.
- Вот, должно быть это ваше, - в ее руках покоилась книга. Та самая, которой в первый день своего пребывания в имении я защищался от домашних любимцев Уоллисов.
Вручив мне фолиант, Эмма зашагала прочь. Перед лестницей она остановилась, помедлила, словно хотела что-то добавить, но видимо передумав, поспешила скрыться в своей спальне. Я же направился в свою. Все же странная девушка…
Едва открыв книгу, я понял: мои поиски вот-вот подойдут к концу.
***Дождавшись, когда в доме воцарится тишина, я тихо постучался к Эмме. Никто не отозвался. Дверь была заперта. Но для меня уже все было решено, и потому я, не задумываясь, рванул ее на себя. Ржавые петли скрипнули, тяжелый замок с треском вылетел в коридор. Никто не проснулся, и вот я уже находился в пустой комнате. Окно было широко распахнуто, шторы колыхались в такт ветру. Опершись руками о подоконник, одну за другой я перекинул ноги за край, оттолкнулся и спрыгнул на землю. Не так уж и высоко для второго этажа.
- Интересно, а обратно ты по водостоку забираешься? – усмехнулся я, оглядывая ровную кирпичную стену без выступов, и уже громче добавил. – А папочка не расстроился, обнаружив у любимой дочурки лишние пару десятков клыков.
За спиной послышалось знакомое ворчание. Даже в волчьей ипостаси Эмма была прекрасна. Изящные тонкие лапы нетерпеливо взрывали землю острыми как бритвы когтями. Серая волчица пригнулась, готовясь в любой момент сделать бросок и вцепиться мне в глотку.
- У… хо… ди! – сквозь звериный рык слова давались ей нелегко. – Книга... у... тебя!
- Книга лишь ключ. Мне нужна чаша? И сдается мне, ты знаешь, где она.
Мои слова заставили волчицу вздрогнуть, она с еще большей злобой выщерила ряд смертоносных клыков.
- Ее… здесь… нет!
- А я тебе не верю.
Долгие несколько секунд, казавшихся вечностью, вы вглядывались друг другу в глаза в немом диалоге:
«- Ты же знаешь, я добьюсь своего…
- Попробуй, чужак!»
Эмма атаковала первой. Не знающие пощады челюсти щелкнули в миллиметре от моей шеи. Волчица открылась для удара, и я резко вскинул локоть. Взвизгнув, зверь отлетел на добрых два шага, напоследок успев полоснуть меня по руке. Почуяв запах крови, глаза волчицы налились жестокой жаждой: во что бы то ни стало завершить начатое. Раз за разом она делала короткие выпады, которые становились все успешней с каждой новой попыткой. Отражать атаки становилось все сложней. И вскоре удача мне изменила. Теплая мокрая пасть впилась чуть выше левого плеча. Волна жгучей боли докатилась до головы и захлестнула разум. Но лишь на миг. Секундой позже волчица поспешно разжала челюсти и испуганно отпрянула в сторону. Игры кончились.
По телу пробежал щиплющий холодок. Спустя мгновение рубашка затрещала по швам. Тысячи крошечных игл вонзились под кожу, не давая возможности ни пошевелиться, ни схватить ртом воздух, в котором так нуждалось мое бешено колотящееся сердце. Комки мышц перекатывались где-то внутри изменяющегося тела. Кости принимали новое, удобное им положение. Челюсть увеличилась раза в три, и я почувствовал, как медленно начинают рваться ненужные ленты сухожилий.
Эмма с человеческим ужасом в звериных глазах наблюдала за происходящим.
Затем все закончилось. Я встряхнулся, как кошка выставил вперед лапы, с удовольствием потянулся и звучно втянул ноздрями ночной воздух. Пахло осенью, прелой листвой, кровью и… страхом.
Одним ударом я опрокинул волчицу на спину и осторожно, чтобы не сломать ей раньше времени шею, сжал когти. Эмма захрипела, но сопротивляться не посмела. По ее глазам было понятно, она скажет и сделает все. У нее просто нет иного выбора.
- Чаша, - одним словом выдохнул я и убрал лапу.
Волчица поднялась, перевела дыхание и, приглашающе мотнув головой в строну сада, направилась в чащу. Я поспешил следом.
***Каменная чаша величественно возвышалась на высоком постаменте. Мы с Эммой приняли свой человеческий облик, и теперь я с интересом осматривал древние письмена, выщербленные на стенах забытой пещеры. Сомнений не было, это оно. Все именно так, как и говорил ныне покойный дядя. Все именно так, как и представлял себе я.
Эмма, испытывая большую неловкость от нынешней наготы, жалась в тень. Дурочка, не этого тебе бояться нужно… Вдоволь налюбовавшись местными красотами, я, наконец, подошел к самой чаше. Поколениями из нее получали силу древние стаи. Со временем, когда большая часть оборотней покинула эти места в поисках лучшей жизни, об этом месте напрочь позабыли. Еще в детстве мать рассказывала мне легенду о людях-волках, которым не нужна ночь, чтобы взять дары своей природы. Об оборотнях, которые не испытывают боли от режущего глаза солнечного света, заживляют свои раны и не ведают мук от собственных превращений. И вот она передо мной - такая легендарная, такая чудесная и только моя.
- Подойди!
Эмма, всхлипывая и продолжая прикрываться руками, подошла. От нетерпения я дернул ее за руку, схватил за ладонь и полоснул по ней острым краем чаши. Девушка вскрикнула и отдернула руку. Но я уже получил то, что хотел. Несколько багровых нитей стекало по каменным краям в центр. Один глоток, большего мне и не надо. Облизнув сухие губы, я припал к чаше. У крови был странный сладковатый привкус. Я чувствовал, что что-то изменилось. По телу приятно разлилась легкая слабость. Рана от укуса запульсировала, готовая затянуться, но шли секунды, затем минуты, и ничего не происходило…
- Не работает! – зло выкрикнул я, отбрасывая прочь чашу. – Почему она не работает?
Последние слова я уже обратил к Эмме. Та инстинктивно сжалась в комок и дрожащим от страха голосом ответила:
- Не… не знаю.
- Но ты ведь пила из нее! – здоровой рукой я схватил Эмму за встрепанный клок волос и рывком поднял вверх, чувствуя, как внутри закипает ярость.
Девушка попыталась высвободиться, но все ее усилия были тщетны, и она безвольно повисла на моей вытянутой руке.
- Я не пила. Нужна кровь оборотня. Кроме меня их здесь не было. Пока не появился ты…
Я окончательно потерял рассудок. Свирепо замахнувшись, я, что было сил, приложил девушку головой о каменный выступ. Это она, она виновата, что все зря! В исступлении я продолжал кидать Эмму от стены к стене, как послушную куклу, пока не осознал, что больше не слышу частого стука ее испуганного сердца. Я разжал кулак, и безжизненное тело рухнуло на холодный каменный пол пещеры. Несколько мгновений я разглядывал перекошенное от ужаса и боли некогда красивое лицо, чувствуя подступающее чувство неизбежного. Встряхнув головой, я огляделся. Была ни была! В темноте я нащупал укатившуюся в угол чашу и поднес ее к телу Эммы, слегка приподнял ей голову и с размаху резанул краем чаши по бледному горлу. Кровь уже начала густеть, стоило поторопиться.
До краев наполнив чашу, я поднялся, сделал глубокий вдох и разом осушил ее.
Ощущение легкости и усталости пришло вновь. Я приземлился на пол, рядом с обескровленной волчицей, которая безмолвным стеклянным взором следила за каждым моим движением.
В этот раз все прошло как нужно. Края рваной раны зашевелились и стремительно поползли в центр укуса. Вскоре о нем напоминало лишь легкое покалывание в плече. Неужели получилось? Но какой ценой…
Я поднялся и, перешагнув через мертвое тело, шагнул к выходу. Предстояла грандиозная уборка…
***Город, казалось, совсем не изменился с моего последнего визита. Все те же грязные улицы, все те же куда-то спешащие копошащиеся люди. Даже тыквы-фонари как будто бы были теми же.
- Папа Морри, мы скоро придем?
Я ласково положил руку на плечо сына и улыбнулся:
- Совсем скоро. Мой друг Альфред уже ждет нас. Он тебе понравится.
Мальчонка радостно обежал вокруг меня, готовый идти хоть на край света.
- А обратно мы тоже полетим самолетом?
Я замялся, присел на корточки и, крепко обняв сына, прошептал:
- Все будет хорошо. Но ты полетишь один. У папы есть кое-какие дела.
Мальчик удивленно захлопал глазами, рассматривая улыбающееся, покрытое морщинами стареющее лицо отца, по которому текли слезы. Он еще не знал, каково это – менять ипостась. Не ведал той боли, которая уготована ему судьбой. И даже не догадывался, на что готов его любящий отец, чтобы никогда не дать этой боли появиться. Ведь оборотней в этом городе осталось всего лишь двое... И чтобы спастись одному, второй должен умереть…