• милкивей.
• Гитара, белый.
• Ниже.
•
Чистая случайность.
.....День начался с того, что, как и полагается с утра, я проснулся. Моя жена, Моника, еще спала, поскольку её рабочий день начинается на три часа позже моего. Утренний кофе меня слегка взбодрил, но я понимал, что мне не хватит этого заряда энергии на весь день, и поэтому решил сходить в душ. Вода, как бы это странно не звучало, обжигала моё тело, хоть и не была горячей. Выйдя из душа, я снова направился на кухню, чтобы взять свой пакет с обедом, который мне заранее приготовила Моника.
.....Как только я вышел на улицу, я обнаружил, что на моей машине не хватает колеса. Моей злости не было предела, ведь какой отморозок осмелится утащить колесо у шерифа округа, да когда-то я был шерифом округа Массачусетс, ну а теперь я просто Юэн Вольтер, осужденный за серию зверских убийств, но об этом чуть позже.
.....Как у любого законопослушного гражданина у меня в багажнике лежала "запаска", которая пришлась как нельзя кстати. Уже приехав на работу, я вспомнил, что вчера, возвращаясь домой случайно наехал на кусок арматуры, торчащий из бордюра, и в клочья разодрал покрышку.
Внезапно, в мой кабинет вбежал Пол, младший сержант, который проходил стажировку от Массачусетского университета правопорядка. Неплохой парень, но чего-то ему всегда не хватало, наверное, силы духа. Ну, так вот, сегодня был ровно год со дня смерти моей дочери, которую звали Мелинда, и я хотел сходить на кладбище, повидаться, так сказать, с ней, но безмятежным мечтам пришел конец, когда Пол сообщил мне, что произошло. Кто-то осквернил могилу моей дочери, моей милой Мелинды, которую ровно год назад переехало асфальтоукладчиком несущимся с дикой скоростью по склону. Даже и представить сложно, что она испытала, когда эта девятитонная машина проехала по ней с диким костным хрустом. Это была последняя капля в чаше моего терпения, которая и без того была переполнена.
.....Такое ощущение, что моя жизнь была проклята. Любой, кто мне был дорог либо умирал, либо заболевал каким-нибудь хроническим заболеванием, а впоследствии умирал. Так или иначе, но я чувствовал свою вину перед всеми этими людьми.
.....Начались проблемы в жизни. Нервные срывы, приступы бешенства, которые плавно перетекали в эпилептические припадки. Я начал осознавать, что к старой жизни мне уже не вернуться. Начались пьянки, наркотики, в общем, разгульная жизнь. Доходило порой до того, что я в порыве гнева избивал собственную жену.
.....Однажды, вернувшись с работы, зайдя в спальню я увидел, как моя жена лежала на кровати раздвинув ноги, а Фрэнк, которого, до того дня, я считал лучшим другом, стоял над ней спустив штаны и двигаясь в унисон её вздохам, и явно получал от этого удовольствие. В порыве гнева я схватил его за шиворот рубашки и швырнул в другой конец комнаты, на журнальный столик, который сам же подарил нам на свадьбу. Столик с хрустом начал разваливаться пот тяжестью Фрэнка. Одна его ножка сломалась пополам. Я, наверное, не заметил бы этого, если бы она не торчала из груди Фрэнка. Тяжело дыша, из последних сил, он пытался сказать мне что-то, но из-за кровотечения, начавшегося у него во рту, разобрать что-то было невозможно. Он буквально захлебывался в собственной крови. Видя всё это, моя жена истерически вопила и громко топала ногами, это жутко раздражало, до такой степени, что я не удержался и влепил ей пощечину.
.....Привезя Фрэнка в больницу, выяснилось, что ножка столика прошла сквозь его лёгкое, в связи с чем, кровь, попавшая в дыхательные пути, сворачивалась, закупоривала дыхательные пути и, не имея выхода наружу, убивала Фрэнка изнутри. В 23:54 Фрэнк скончался, а мне вручили повестку в суд и поместили в изолятор, до завершения следствия.
.....Сидя в камере, было много времени на раздумья, и я не стал тратить его зря. Прокрутив в своей голове всё произошедшее, я осознавал, что сделал всё это, но как, будто мною что-то управляло. Как будто я проживал чужую жизнь, а не свою. Это было тяжело осознавать, но факт оставался фактом – всё это сотворил я.
.....Три дня тянулись неимоверно долго, как будто каждый день был равен двум неделям. Прокручивая снова и снова в своей голове картину смерти Фрэнка, с каждым разом я начинал винить себя всё больше, и это уже не ограничивалось только кончиной. Я стал винить себя в смерти дочери, ведь действительно, в этом есть моя вина, это же я попросил её вернуться в магазин и взять чек, который остался на кассе. Она не успела перейти даже половину дороги, когда на неё наехал асфальтоукладчик. Только осознавая, всё это я стал, понимать, какой же я всё-таки неудачник: друг предатель, жена изменяет, да что уж там я даже о дочери не в состоянии был позаботиться. Я винил себя за то, что меня обуяла лень, и я не вышел из машины сам, не пошел за этим злополучным чеком, да какого черта, зачем мне вообще понадобился этот чек? Во всём виноват я.
.....Не в силах сдержать слезы я заплакал. Осознав свою никчемность и опасность для общества я собрался с духом и сделал это… Сняв тряпичный ремень со своей тюремной робы, я закинул его себе на шею, затем просунул оба конца за прутья решетки, с обоих сторон и начал тянуть. Это оказалось сложнее, чем я предполагал, ведь душить себя – дело не простое. Нужно иметь силу духа, которой может похвастаться далеко не каждый. Минут семь спустя, всё было кончено. Осталось лишь бездыханное тело, которое уже никто не мог осудить. Лишь бренная оболочка, которая отныне и навеки будет пустовать, пока не исчезнет вовсе.
